PAVEL MATVEYEV | ART | EDITORIAL | PRINTS | ABOUT | CONTACT | LINKS | |
This work has been reviewed by Imaginary Life. |
A Dead Beauty Pavel Matveyev's adolescence was spent in post-Soviet Russia. He developed as an artist in England and Sweden. One image of indisputable beauty that enchants him is that of a Russian manor house, one of the palaces of the aristocracy that abound in the Moscow region. In the days of the Soviet Union, when, after the revolution, their owners had either immigrated or been exterminated, most of the manor houses were found in complete disrepair. They only had a chance of survival if they were used as sanatoriums or children's hospitals, although they were little suited for medical purposes. Photo series of Russian manor houses were fashionable in Russia at the beginning of perestroika; a second wave of interest came in the end of the 1990s and in the early noughties. Both were connected to the exploration of the post-Soviet concept. For the most part, these were catalogues of ruins. Their authors were horrified at the results of the socio-anthropological catastrophe of the Soviet period, yet the remains of the former beauty charmed them. In Pavel Matveyev's interpretation, the post-Soviet space is devoid of emotive meaning. There is no pity, no nostalgia, only the purity of observation: photography, sound. This is post-history, post-culture, post-game. This is a picture of a dead and possibly once-great culture. And if he touches the audience with his art, then he does it in the same way that the ruined spaces of Cairo and Istanbul do. Pre-Soviet Russian culture (or material culture of the empires of the past century, which is more accurate as far as the interests of Matveyev's art are concerned) cannot be brought back to life with the help of emotions, reminiscences and sentiment. You do not need to bring it back to life – we are content to observe a splendid mummy. Pavel Matveyev's project is a time machine, a baroque installation, which does not project any emotional warmth. This is melancholy with its cold intelligence. But this is not preservation or cataloguing; the author also captures his feelings about watching death – that intellectual boundary which maintains the image of a dead beauty that is culture. In the forefront of the picture is the graphic image of naked branches, the unkempt park of an abandoned mansion house. They keep us from noticing a dilapidated palace in the background. This is how memory works: it does not allow immediate access to the object of past love, to the image of pure beauty, destroyed by time. The sound in the installation is the key that can, should a viewer so desire, open the path to the dimensions behind this beauty. By Elena Fanailova*, translated by Svetlana Graudt. *Elena Fanailova is a Russian poet, receiver of several literary prizes. She works for Radio Free Europe / Radio Liberty.
Мертвая царевна Юность Павла Матвеева прошла в постсоветской России, но как художник он формировался в Англии и Швеции. Один из образов бесспорной красоты, который его зачаровывает, — образ русской усадьбы, дворцов аристократии, которыми изобилует Подмосковье. Большинство из них оказались в полном запустении при советской власти, когда их хозяева были либо физически уничтожены после революции, либо эмигрировали. Усадьбы могли сохраниться только в статусе санаториев или детских больниц, впрочем, будучи малопригодными для медицинских целей. Проекты фотосерий русских усадеб были модны в России с начала Перестройки; вторая волна интереса к теме была в конце девяностых – начале нулевых; обе связаны с этапами освоения постсоветского концепта. В большинстве своем эти проекты представляли каталоги разрухи, авторы ужасались последствиям социоантропологической катастрофы советского периода и умилялись остаткам былой красоты. В трактовке Павла Матвеева все постсоветские эмоциональные смыслы отсутствуют. Нет жалости, нет ностальгии, одна чистота наблюдения: фотография, звук. Пост-история, пост-культура, пост-игра. Это портрет мертвой культуры, некогда, возможно, великой; и если он трогает аудиторию, то в том же смысле, в каком могут тронуть руинированные пространства Каира или Стамбула. Досоветскую русскую культуру (или материальную культуру империй прошлого века, что точнее в случае интересов художника Матвеева) нельзя реанимировать при помощи эмоций, реминисценций и сантимента; ее вообще не надо реанимировать, мы наблюдаем прекрасную мумию. Проект Павла — это машина времени, барочная инсталляция, не предполагающая эмоциональной теплоты. Это меланхолия с ее холодным рассудком. Но это не музеефикация и каталогизация; автор фиксирует и свои чувства в связи с наблюдением за смертью, умственную грань, которая удерживает образ мертвой царевны-культуры. Первый план фотографии — графика голых ветвей, это неухоженный парк заброшенной усадьбы. Они не сразу дадут рассмотреть подробности второго плана — корпус полуразрушенного дворца. Так и с работой памяти: она не сразу дает подступиться к предмету утраченной любви, к образу чистой красоты, разрушенному временем. Звук в инсталляции — ключ, которым, при желании зрителя, можно открыть доступ к информационному полю этой красоты. *Елена Фанайлова – поэт, лауреат нескольких литературных премий, автор и ведущий программы Радио Свобода "Свобода в клубах". |
||